«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников

Однако власть плохо влиять может не на всех, а только на шудр, которым не свойственно руководить вообще, и они, получив какие-то полномочия, неумело начинают строить из себя генералов, при этом делают это, с одной стороны, очень смешно, а с другой — начинают оскорблять всех вокруг, как бы доказывая тем самым, что вот он и есть генерал. Да, по их мнению, просто так выглядит генерал, по мнению шудр, они, генералы, такими и являются, ведь в свое время, когда эти шудры были на своем, шудрском, месте, они генералов очень боялись, а теперь, чтобы быть похожими на начальников, они пытаются своим смешным высокомерием и хамством напугать других и, по их мнению, стать таким образом похожими на высшую касту. Они просто думают, что так должен вести себя большой начальник, ну и плюс к этому, утверждаются в мысли, что это не везенье какое-то с их возвышением, а великая мистика, как связь с высшими силами, даровавшими им власть. «Ну, неспроста же я командиром стал, и понятно же, что я помазанник…» — рассуждает такой шудра, который волею бардака и обстоятельств попал в командиры.

А какие примеры? А был там один… Бывший кашник, ранее рисковавший жизнью на передовой, а теперь позволяющий себе хамить своим боевым товарищам. Конфликт у него произошел с нашим командиром расчета Токарем. И вообще, всему расчету он высказал что-то непотребное, и разве что только ко мне даже близко не подошел. Ну, во-первых, на лицо я не очень приветлив, а во-вторых, я ходил всегда с «калашниковым» наперевес, даже в тылу. И не сомневайтесь… случись что, отправил бы любого такого начальника в госпиталь лечиться. Потому, похоже, он ко мне и не подходил. Да, как только даже такая организация, как «Вагнер», начала превращаться пусть даже в небольшую, но все же армию, разрастаясь с каждым днем, то и начала вбирать в себя некоторые элементы, свойственные всем армиям мира. Разумеется, что это не переросло тогда в угрожающее положение, а просто имело место быть в отдельных случаях. И вот еще какая мысль у меня есть. В тылу надо генералом быть, а если ты не генерал, то лучше на самую передовую, в штурмовики.

И вот пришел день, когда наш «Урал» вместе с нашим всем расчетом отправился в самый далекий тыл. Помню, проезжали Донецк, где останавливались минут на пятнадцать, прямо на улице, у обочины дороги, рядом с тротуаром, не имевшим строго ограничительный бордюр между самим тротуаром и дорогой. Напротив нас, наискосок вправо, был еще одноэтажный магазинчик, а немного поодаль за ним стоял обычный ларек. Я разминал ноги, прохаживаясь вдоль машины и куря сигарету, Фокс рассматривал магазин, а эти двое, Миша и Токарь, куда-то отлучились. То ли в туалет, то ли к ларьку пошли… но это не важно, а важно другое… Город жил своей жизнью. По тротуару проходили люди, мужчины и женщины, а вот там переходят дорогу две молодые девушки, черноволосые и черноокие, в фигурах которых выдается то самое присущее тем местам что-то дикое. Вообще, рассматривая украинцев в тех местах, я больше отмечал именно женщин.

Украинки выглядят так… у них глаза черные, и волосы черные, и кожа смуглая, а тела их имеют явно выраженную форму бюста и филейной части. Почти все одинаковые они, и потому я все это наблюдение как бы списываю на присущие той природе странности. Есть, конечно, и исключения. Ну, вот, к примеру, негры… они черные в Африке, индейцы краснокожие, а вот украинцы смуглые, черноокие и черноволосые, с явно выраженными чертами в теле, коих так любят изображать на полотнах своих художники. То ли эти украинцы образовались из смеси каких-то народов, а то ли… не знаю, но на белорусов и на русских классических очень не походят. Думаю, поляки с ними мало смешивались, хотя они и были долгое время под польским игом, в ходе которого потеряли всю свою элиту и потому пребывали в крестьянском состоянии. Но сами жители Донбасса отличаются все же, полагаю, по своему менталитету от остальной Украины. Их менталитет ближе к обществу индустриальному, промышленному, и потому люди Донбасса запросто смогут влиться в российское, русское общество. Они нам ментально ближе, чем та самая киевская крестьянская Украина, в которой даже в Верховной Раде в Киеве начинается заседание парламента с песен хора мужиков в крестьянской одежде и с чубами на голове. Это о многом говорит, это говорит об их ориентированности на крестьянскую культуру, а другой у них нет. Другая, элитарная, это только польская, ведь польские паны ими управляли, а классический украинец — это крестьянин. Я раньше думал, что украинцы — это такие жители из деревень, что находятся под Киевом, пока не услышал о том по телевизору, что есть какая-то нация украинская, что меня очень рассмешило.

Кстати, да, город… Город напоминал те самые города с советских старых картинок и ничем не мог привлечь особенным мое внимание, и когда даже я в дороге смотрел на здания, то и здесь ничего примечательного не находил. Все те же серые дома, все те же картонные или фанерные вывески на магазинах, и местами где-то еще, может быть, улавливал мой взгляд что-то такое, что могло ночью гореть огнями, но без особого вкуса все — и все из того самого прошлого. Я уже писал в первой своей книге по поводу моих впечатлений в Дебальцево, и здесь те же самые впечатления — город завис в безвременье, выйдя из советского прошлого и не войдя в капиталистическое будущее, с его красочной мишурой.

Скажу так, что оттягивали нас все дальше и дальше. Я помню, как жили мы какое-то время в одном из дачных поселков. Хороший поселок. Здесь имелись и совсем маленькие домики, давно заброшенные, и довольно-таки приличные двухэтажные дачи. Одни дома были набиты хламом, а другие пустовали. Я, Токарь и Маяк остановились на одной приличной даче, в которой имелось три комнаты. Мы с Токарем поселились в одной из небольших комнат, в которой стояла широкая тахта напротив входа, как зайдешь в комнату налево у стены, и метрах в трех от тахты имелся небольшой камин. Маяк спал в другой комнате, где был диван, шкаф и что-то еще из мебели. Другой наш состав тоже освоился в дачных домах. Однако все было организовано, и связь подразделения между собой не теряли. Помню, как Маяк купил